Тёмная легенда [любительский перевод] - Кристин Фихан

Он остановился и повернулся к ней лицом, рукой обхватив ее за шею.

— Мне не следовало заявлять на тебя права без твоего согласия. Я должен был поставить твою безопасность превыше своих собственных потребностей и желаний. Я причинил тебе вред самым непростительным способом.

Франческа дотронулась до его губ. Его слова и искренность в его голосе перевернули ее мир с ног на голову. Она не знала, чего ей хочется больше. Вдали от него все было ясно, но стоило ему приблизиться и позволить ей заглянуть в его измученную душу, она чувствовала себя совершенно иначе.

— Ты не смог бы взять мое тело с такой легкостью, Габриэль, если бы я не желала, чтобы это произошло. Я не была под принуждением.

Его пальцы массировали основание ее шеи, большой палец в интимной ласке прошелся по изящной линии ее челюсти. От каждой его ласки тепло спиралью поднималось по ее телу и небольшое пламя затанцевало по ее коже. Габриэль, потерянный в своих угрызениях совести, казалось, не заметил, как ее тело отреагировало на его прикосновение.

— Я разбудил тебя командой прийти ко мне полной желания. Твое тело ответило на эту команду и на мое намеренное возбуждение тебя. Я должен был подождать, дав тебе время узнать меня получше. За тобой следовало бы ухаживать, как ты того заслуживаешь.

— Дело не только в тебе, Габриэль. Я не неоперившийся юнец. Я распознала «толчок» едва проснулась. Я не была безвольной. Ты не смог бы так легко овладеть мною без моего на то согласия. Я желала тебя. Хотела почувствовать тебя, ощутить, на что это похоже, — мужественно призналась она, не колеблясь, беря на себя часть вины. — Ты не добивался силой моего согласия. В любом случае, рано или поздно карпатский цикл начался бы, и у нас не было бы никакого выбора в этом вопросе.

— Я сказал ритуальные слова, связав нас без твоего согласия.

— Мужчины все время поступают так, Габриэль. Это путь нашего народа и был им на протяжении тысячелетий. Ты не сделал ничего непростительного. Эта ситуация трудная для нас обоих.

Он опустил руки и отвернулся от нее.

— Почему ты принимаешь все эти вещи с такой легкостью, Франческа? Почему ты не осуждаешь меня, как должна была бы делать? Твой гнев имел бы большое значение для… — он опять провел рукой по волосам. — Опять же я, желающий, чтобы все было легко. Я эгоистичен, милая, очень эгоистичен и я привязал тебя к себе.

— Габриэль? Ты очень расстроен. Я тебе нужен? — голос пришел неожиданно, легко возникнув в его голове. Ему пришлось приложить усилия, чтобы держать свое сознание пустым, гарантируя, что никакая информация не направится к этому совершенному голосу. Люциан всегда был способен командовать своим голосом. Он с его помощью мог кого угодно заставить поверить во что угодно. Этот голос был оружием. Габриэль никогда не слышал ничего более красивого. Люциан сохранил этот дар, даже когда навечно потерял свою душу.

Когда Габриэль отказался отвечать, раздался смех, иронический, почти ленивый. Он пробрал Габриэля до самых костей. Он должен защитить Франческу от козней Люциана. Его близнец был дьявольски хитрым и умным. Безжалостным. Жестоким. Габриэль знал это лучше кого-либо. Он видел его в действии на протяжении двух тысяч лет.

Франческа положила свою ладошку на руку Габриэля.

— Ты стараешься сказать мне что-то, но никак не можешь этого сделать.

— У тебя будет ребенок, — он проговорил эти четыре слова отчетливо, решительно.

От шока огромные черные глаза Франчески стали еще больше.

— Этого не может быть. Это не так просто. Почему ты думаешь, наша раса на грани вымирания? Наши женщины способны выносить ребенка только раз в несколько сотен лет. Я целитель. Я изучала эту проблему многие десятилетия, решительно настроенная найти ключ к нашим телам, чтобы мы могли чаще зачинать ребенка и более успешно его вынашивать. Я хотела бы быть в состоянии понять, почему мы рожаем детей мужского пола вместо женского, но не смогла найти ответов, — она покачала головой. — Нет, этого не может быть.

— Ты знаешь, я говорю правду. Я знаю, что наши женщины могу понести раз в несколько лет, и что они манипулируют этим временем, но я также знал, что шансы для этого были очень благоприятны. И поскольку ты никогда не беременела, ты была более чем готова для этого, и я в полной мере воспользовался этим.

Она некоторое время молчаливо взирала на него, пораженная.

— Но я женщина, целитель. Ты никогда не смог бы проделать такое без моего ведома… — она замолчала, прижав руки к своему плоскому животу с некоторым благоговением. — Этого не может быть, — даже отрицая это, она закрыла глаза и погрузилась в себя. Оно было там. Чудо жизни. К которому она стремилась. По которому грустила. Которого желала больше всего на свете. Единственная вещь, которую она отчаялась когда-либо иметь. Рост. Изменение. Деление клеток. Ребенок. Ей хотелось расстроиться. Она отказалась от этой идеи несколько сотен лет назад. Она приготовилась уйти в другой мир. Она не была готова к такому событию.

Франческа подняла голову так, что ее глаза встретились с его.

— Ты действительно сделал это?

— Я мог бы сказать, что знал, ты хотела ребенка больше всего на свете. Что я прочитал об этом в твоих воспоминаниях. Что я также догадался о твоем смирении и принятии того, что ты не сможешь его иметь. Я бы с радостью сказал, что сделал это для тебя, или, что более благородно, для дела, для продолжения нашей расы, но простая истина гораздо уродливее всего этого. Я сделал это, чтобы не потерять тебя. Чтобы ты оказалась связана с этим миром и не сбежала от меня в другой. Пока Люциан не умрет, я не смогу последовать за тобой. Я больше не желаю быть одним. Я повел себя, как эгоист. Я без злого умысла изменил всю твою дальнейшую жизнь много веков назад, но сейчас я преднамеренно изменил ее вновь.

Франческа просто стояла, на ее лице отразился шок.

— Младенец. Я совершенно забыла о возможной беременности, — в ее голосе не было никакого осуждения, только тихая задумчивость, словно она не могла постичь такую возможность.

— Я сожалею, Франческа. Для меня не существует никакого реального способа загладить свою вину, — Габриэль ладонью потер свой лоб. — Мне нет ни извинения, ни прощения.

Она не слушала его, ее сознание было полностью обращено внутрь. Она страстно желала ребенка, семью. Больше всего на свете она хотела дитя. Даже если бы она предпочла провести последние годы своей жизни с Брайсом, она бы никогда не принесла в их союз малыша. Ее беременность была чудом, и она совершенно не могла сопротивляться этой мысли.

— Ребенок. Я не помню на что это похоже — мечтать о подобном чуде. Этого не может быть, Габриэль. Как это возможно? Почему я не знала?